Вельяминовы. За горизонт. Книга 3 - Нелли Шульман

– Скорпион извинился, сказал, что у него дела. Он оставил нам виски и ушел, а остальное было просто…

Света перевела взгляд на бледное лицо агента. Под сомкнутыми веками залегли темные круги. Он спал, отодвинувшись от нее, почти скатываясь с края узкой кровати. Осторожно присев, Света изучила следы засохшей крови, на серой простыне, на смуглых ногах:

– Надо сходить в душ. Близняшки говорили, что это больно, но было не больнее, чем у зубного врача… – внутри немного саднило. Света не могла понять, почему это может нравиться:

– Очень скучно, – она широко зевнула, – я едва не заснула, но надо было следить за Драконом… – она позволила себе закрыть глаза, только когда агент задремал:

– Он, кажется, не просыпался с той поры… – Света бросила взгляд на швейцарский хронометр японца, – но, вроде бы, он остался доволен… – после ухода Скорпиона девушка бесцеремонно присела к Дракону на колени:

– Мы выпили еще виски, покурили травки… – травку в Элизабетвилле продавали почти открыто, – но мне пришлось первой все начать… – Скорпион педантично рассказал Свете, что ей надо делать:

– Японец и половины того не предпринял, – ухмыльнулась девушка, – кажется, у него тоже все случилось в первый раз. Но теперь я могу чувствовать себя свободной в этом отношении…

Света надеялась на кураторство кого-то более интересного:

– Меня могут послать на Кубу, в Латинскую Америку, в южные штаты США. Дракон одиночное задание… – она редко думала, что ей всего четырнадцать лет. В Анголе и Конго Света встречала девушек, по виду ровесниц, с младенцами:

– На юге женщины развиваются быстрее… – она аккуратно поднялась, – незачем придавать таким вещам большое значение… – в бедноватой ванной Света помылась под струйкой прохладной воды:

– Надо принести кофе, поухаживать за ним. Скорпион сказал, что мужчинам такое нравится… – Света вздохнула:

– В Советском Союзе мужчина и женщина во всем равны. Надя бы заметила, что это он должен носить мне кофе в постель… – младшая близняшка собиралась стать звездой экрана, как писали в журналах:

– У меня будет квартира на улице Горького и личная машина, – заявляла Надя, – я поеду на фестивали в Канны и Венецию… – Света брезгливо обошла засевшего в углу ванной комнаты большого таракана:

– Пока что я не в Каннах и Венеции, а в грязном притоне… – ей послышалось движение в комнате. Завернувшись в вытертое полотенце, она высунула растрепанную голову наружу:

– Милый, ты проснулся? Сейчас я… – Света осеклась. Кровать опустела, вещи Дракона исчезли. В полуоткрытое окно доносилась скороговорка диктора: «Доброе утро, Элизабетвилль. Сегодня, тридцатого января, президент Кеннеди выступит с первым обращением к Конгрессу США…»

Открытый виллис цвета хаки, с белой надписью De Beers поперек двери, припарковали в тени чахлой пальмы, по соседству с краснокирпичной колокольней кафедрального собора святых Петра и Павла. На сиденье небрежно бросили изжеванный льняной пиджак.

Парнишки, отиравшиеся у церкви, в надежде на мелкую монетку от заезжих европейцев, не стали заглядывать внутрь машины. Они видели высокого, изящного молодого человека, с раскосыми глазами, с взъерошенными, черными волосами. Одежда на юноше, хоть и помялась, но выглядела дорогой, на запястье поблескивали золотые часы. Мальчишки отлично знали, чем занимается De Beers:

– У всех тамошних инженеров есть пистолеты… – худой мальчик сплюнул в лужу, – лучше с ними не шутить… – малышка лет шести, с рытвинами от оспы на лице, покачала в перевязи спящего младенца:

– Я его знаю, – робко сказала девочка, кивнув на двери собора, – он приходил к нам домой. Он научил меня складывать самолеты и цветы из бумаги… – она вытянула из перевязи скомканную хризантему:

– Он добрый, – добавила девочка, – не такой, как другие белые. Можно попросить у него монетку, он меня узнает… – запрокинув голову, малышка проследила за расплывающимся в ярком небе следом от самолета:

– Я тоже полечу, – она подняла палец вверх, – стану взрослой и полечу, как птица… – парнишка хмыкнул:

– У негров таких денег нет и никогда не будет. У него есть доллары… – мальчик жадно посмотрел на виллис, – но ты врешь, что ему делать в бидонвиле… – в прохладном вестибюле храма Джо окунул пальцы в мраморную чашу со святой водой.

Он не сомневался, что девицу ему подсунул Скорпион:

– Какая-то местная левая, – решил Джо, – они получают деньги из Москвы. Лумумба был честным человеком, а они продажные твари, как эта девчонка… – он брезговал думать о прошлой ночи:

– Сначала Скорпион меня напоил, потом появилась девица с травкой. Наверняка, они записывали все, что я говорил… – несмотря на спиртное, Джо хорошо помнил свои слова:

– Пусть в Москве все переводят… – он присел на скамью в углу, под табличкой: «Исповеди с семи до десяти утра, каждый будний день». Джо успел заглянуть в неф собора. Все кабинки были заняты, в притворе топталась небольшая очередь:

– Пусть переводят, – повторил себе он, – я болтал всякую ерунду из бульварных романов… – в Париже Джо без его позволения присылали новые издания из Японии. Газетчики быстро отыскали адрес на набережной Августинок. Джо и Хана, наследники рода Дате, подписали у нотариуса запрет на публикацию писем графа Наримуне и Регины. Джо отказывался от любых предложений экранизировать историю жизни его отца:

– Но никто не мешает писакам строчить очередную чушь, – устало подумал он, – в последней книге папу обвиняют в подготовке покушения на императора. Регина, судя по роману, чуть ли не полковник на Лубянке… – Джо понимал, что Москва не должна ничего услышать о тете Марте или бабушке Анне:

– Тогда меня действительно впору казнить… – он откинулся на спинку скамьи, – но такого я, разумеется, не скажу. Я исповедаюсь и уеду на шахты. Скорпион от меня не отстанет, но девиц он ко мне туда не подошлет… – Джо сомневался, что русский будет долго обретаться в Конго:

– Не с Даллесом у него под боком… – он вздохнул, – может быть, подождать, пока восстановят телефонную связь, позвонить в Лондон… – голос русского был вкрадчивым:

– Ты понимаешь… – он аккуратно сложил обязательство Джо о работе, – понимаешь, что мы знаем, где живет твоя мать и младший брат. Он потерял отца, ему будет тяжело остаться круглым сиротой. И вообще… – Скорпион щелкнул зажигалкой, – с подростками зачастую происходят несчастные случаи… – Джо не мог поставить под угрозу жизни матери и Пьера:

– К Виллему я тоже сейчас пойти не могу… – он уронил голову в ладони, – ему сейчас не до этого, со смертью Клэр. Он меня не поймет, он ненавидит СССР и все, что с ним связано. Мне не с кем поговорить… – Джо не мог позвонить даже отцу Симону, Шмуэлю Кардозо:

– Шмуэль добрый человек, он бы меня выслушал. И он брат Маргариты, он мог бы… – Джо оборвал себя:

– Я не имею права приближаться к Маргарите, я ее недостоин, особенно после вчерашнего. Я не устоял перед соблазном… – он чувствовал себя окунувшимся в грязь, – надо исповедоваться и уезжать на карьер… – Джо встрепенулся. По каменному полу простучали каблуки, на него повеяло больничным ароматом:

– Она побывала в госпитале. Наверное, делала аутопсию, если Клэр умерла от той лихорадки… – даже не думая, он поднялся. Не взглянув на него, Маргарита прошла мимо. Джо подался вслед за девушкой:

– Ей я могу все объяснить, – с надеждой подумал юноша, – она поймет, почему я так поступил, ведь все было ради нее… – Джо опомнился:

– О чем я, она меня и слушать не станет… – в утреннем солнце блеснули черные волосы. Маргарита, не оборачиваясь, спустилась по ступеням собора:

– Проходите, пожалуйста… – услышал Джо мягкий голос священника, негра, – кабинка освободилась…

Пробормотав что-то, выскочив на паперть, он поискал глазами девушку. Маргарита пропала среди лотков с жарящимися лепешками, с лимонадом и гроздьями фруктов. Джо нащупал в кармане ключи от виллиса:

– Хватит, ноги моей больше здесь не будет. Виллем сейчас уволится, вернется в Мон-Сен-Мартен. Я ему напишу с карьера… – машина, зачихав, завелась, из-под колес полетела пыль. Джо повел виллис к выезду из города.

В углу бедноватой комнатки стоял аккуратно сложенный саквояж, потертой, но дорогой итальянской кожи и брезентовый рюкзак. Засунув руки в карманы полевой курки, выпятив губу, Скорпион